К 25 годам классическая язва желудка окончательно сформировалась в моём организме и, устав периодически болеть, вызывать тошноту и портить настроение, сильно закровила. Вырвав с пол-литра крови, я позвонил брату и без лишних эмоций сообщил ему об этом. Через несколько минут мы были уже в больнице.
В больнице в меня немедленно запихнули шланг с видеокамерой и убедились, что нужна срочная операция, а иначе помру. Операция прошла успешно, но из-за большой потери крови меня поместили в реанимационное отделение.
Когда наркоз стал отходить, то первым ко мне вернулся слух, и я стал слышать мерное жужжание аппарата искусственного дыхания.
Затем постепенно вернулось зрение, и я увидел, что лежу на высокой кровати абсолютно голый, из меня во все стороны торчат дренажные трубки, а из рта к жужжащему аппарату тянется толстый гофрированный шланг.
- Ты меня видишь и слышишь? Сам дышать сможешь? - спросила милая девушка в белом халате.
Я ещё очень туго соображал, но решил, что дышать не разучился точно и утвердительно моргнул глазами, после чего из моего горла вытащили бесконечно длинный шланг.
Не разучился. Задышал.
Так называемый послеоперационный «отходняк» прошёл легко. Я много болтал и пытался приударить за молоденькими медсёстрами, чем страшно их веселил. Оля и Лена, так звали медсетричек, при любой возможности забегали ко мне, чтобы немного поболтать и выслушать от меня тонны превосходных комплиментов.
В один день Лена как обычно зашла в палату, посмотрела листок назначений и ввела мне какой-то препарат в вену. Спустя несколько секунд, жужжание аппарата искусственного дыхания стало каким-то странным, искажённым.Затем начал искривляться потолок и стены. Мне сдавило горло. Я лишь успел крикнуть:
— Что-то ты не то сделала, Лена... - после чего сознание начало меня покидать.
Медсестра поспешно схватила дрожащими руками ампулу от только что введённого препарата, крикнула:
— Что я наделала! Оля! Оля, быстрее сюда! - потеряла сознание и рухнула на месте.
В тумане, теряя сознание, я видел, как Оля со смешным, выпуклым лицом быстрыми, уверенными движениями набрала какой-то препарат в шприц, вколола его в меня, затем ещё один, после чего, постепенно, лицо Оли перестало смешно раздуваться, стены стали ровными, звуки не искажёнными, а всё моё тело покрылось холодным потом.
Как оказалось, Лена ввела мне в вену внутримышечный пенициллин, чем чуть меня не убила, а Оля спасла.
Когда я окончательно пришёл в себя, то пообещал, что никому не скажу про ошибку медсестры, так как за это её запросто могли уволить, а я никак не мог этого допустить.
Девушки от нервного напряжения немного поплакали, вытерли меня насухо и пообещали после выписки обязательно встретиться, чтобы выпить шампанское с клубникой.
Мой молодой организм быстро шёл на поправку, и в канун Нового 1995 года я был переведён в палату хирургического отделения КБСП.
В тот же день, ближе к полуночи у меня сильно поднялась температура (как потом выяснилось, она была за сорок).
Врачи-хирурги, дежурившие в эту ночь, а так же мой младший брат, которого родители оставили со мной, конечно же, хорошенько уже выпили к тому времени и стали петь песни. Из-за высокой температуры и множества введённых лекарств у меня, видимо, начались галлюцинации, поэтому легендарная «Катюша» в чудовищном исполнении пьяных докторов мне показалась просто гениальной.
Я кричал «браво», размашисто хлопал в ладоши и громко возмущался тем, что таким великим вокалистам, как они, приходится за какие-то ничтожные гроши работать врачами и медсёстрами, влача жалкое существование, тогда как они должны были бы купаться в золоте.
— Шампанского! Немедленно шампанского с клубникой! Я должен выпить за докторов и медсестёр! - кричал я, и даже сделал попытку подпеть, но поперхнулся и стал громко кашлять.
На шум прибежал мой родной, но уже подвыпивший брат и, испугавшись моего удивительного состояния, позвал на помощь пьяных докторов.
Доктора, хотя и были сильно не трезвыми, но, как говорится, - профессионализм не пропьёшь! - быстро определили, что со мной не так, вкатили несколько нужных уколов, и я, повозмущавшись несправедливости устройства мира, выразив глубочайшее почтение всей медицине, через пару минут крепко уснул.
Со следующего дня и до самой выписки я был героем всех медицинских работников и любимым предметом насмешек в больнице. Правда, мне было совершенно всё равно, так как я абсолютно ничего не помнил, а смартфонов с камерами в те времена во Владикавказе, слава Богу, ещё не было.
А с Олей и Леной я через три года всё-таки попил шампанского с клубникой, но это уже совершенно другая клубника...